|
Русская дипломатия, создавая балканский блок, ковала орудие для надвигавшейся мировой воины. Но она переоценила свое влияние. Орудие вышло из повиновения у мастера. Балканский блок начал действовать раньше, чем завершилась военная и дипломатическая подготовка России, необходимая для того, чтобы она могла использовать его в своих интересах. Если Россия отнюдь не торопилась с войной, то балканские правительства действовали иначе. Осенью они вызвали острый конфликт с Турцией. Русское правительство пыталось ускорить заключение итало-турецкого мира: он мог бы обеспечить свободу проливов для русской торговли и охладить военный пыл балканских союзников. Не хотела войны и Австро-Венгрия — главный соперник России в балканских странах. Но усилия России, поддерживаемые Францией, оказались тщетными; безуспешными остались и старания Австрии. Утром 9 октября 1912 г. Черногория открыла боевые действия. 17 октября Сербия и Болгария, а 18 октября — Греция также объявили войну Турции и приступили к военным действиям.
Турецкая армия потерпела быстрое и сокрушительное поражение. Войска балканских союзников захватили большую часть Европейской Турции. Болгарская армия двигалась прямо на турецкую столицу. Турции не оставалось ничего другого, как запросить мира. 3 ноября 1912 г. турецкое правительство обратилось к державам, прося их принять на себя мирное посредничество.
Обращение Порты нашло благоприятную почву. Две державы, наиболее заинтересованные в балканских делах, с нетерпением ожидали прекращения войны. То были два главных соперника — Россия и Австрия.
Царское правительство было встревожено. Оно боялось, как бы падение турецкого владычества над Константинополем не дало повода другим великим державам ввести в проливы свои военно-морские силы. Появление болгар в турецкой столице легко могло завершиться международным вмешательством. Да и могла ли доверять Россия Кобургской династии и лично царю Фердинанду? Из Петербурга в Софию направлялись настоятельные советы приостановить продвижение войск и вообще соблюдать умеренность. Совершенно неожиданно, в последнюю минуту, вопрос разрешился иначе: на чаталджинских позициях турецкие войска сумели задержать наступление болгар.
Австро-Венгрия не в меньшей мере была обеспокоена появлением сербов на берегах Адриатики. В ноябре Австро-Венгрия провела мобилизацию значительной части своей армии и сосредоточила крупные силы на сербской границе. Германия поддерживала Австро-Венгрию: подстрекая её на вооружённое выступление, она обещала ей свою помощь. Вильгельм II заявил Францу-Фердинанду, что отступать в сербском вопросе нельзя. Он дал понять, что, если понадобится, он не побоится развязать войну европейского масштаба. Очевидно, в Берлине пришли к выводу, что наступает подходящий момент для решительной борьбы за передел мира. 22 ноября Франц-Фердинанд и генерал Шемуа, который в 1911 г. заменил Конрада на посту начальника генерального штаба, прибыли в Берлин. Там они вели переговоры с кайзером, Мольтке и Бетманом. Все трое заверили гостей в неизменной союзнической верности. Мольтке подробно изложил Шемуа свои стратегические планы на случай европейской войны.
Русское правительство поддерживало сербские притязания. Однако, не чувствуя себя подготовленным, оно стремилось избежать войны. Сазонов настойчиво советовал белградскому правительству уступить и не доводить дела до вооружённого столкновения.
В отличие от России и от своей собственной недавней позиции французское правительство, руководимое Пуанкаре, осенью 1912 г. проявляло воинственное настроение. Ещё в августе Пуанкаре был в Петербурге. Он предупредил своего русского союзника, что из-за чисто балканских дел Франция не может начать войну. Но вместе с тем он заверил, что если в войну вмешается Германия, то Франция полностью выполнит все - свои союзнические обязательства. Всё же Пуанкаре содействовал России в её попытках предотвратить балканскую войну. Но после того, как на деле выявились высокие боевые качества болгарской и сербской армий, Пуанкаре склонился к более агрессивной политике. Он уже был крайне недоволен той уступчивостью, которую проявляла царская дипломатия. Французы довольно бесцеремонно нажимали на своего русского союзника. Характерный разговор произошёл в критические дни австрийской мобилизации между военным министром Мильераном к русским военным агентом полковником Игнатьевым:
«Мильеран. Какая же, по-вашему, полковник, цель австрийской мобилизации?
Игнатьев. Трудно предрешить этот вопрос, но несомненно, что австрийские приготовления против России носят пока оборонительный характер.
Мильеран. Хорошо, но оккупацию Сербии вы, следовательно, не считаете прямым для вас вызовом на войну?
Игнатьев. На этот вопрос я не могу ответить, но знаю, что мы не желаем вызывать европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар.
Мильеран. Следовательно, вам придётся предоставить Сербию своей участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине: мы готовы, и необходимо учесть это. А не можете вы по крайней мере мне объяснить, что вообще думают в России о Балканах?
Игнатьев. Славянский вопрос остаётся близким нашему сердцу, но история научила, конечно, нас прежде всего думать о собственных государственных интересах, не жертвуя ими в пользу отвлечённых идей.
Мильеран. Но вы же, полковник, понимаете, что здесь вопрос не Албании, не сербов, не Дураццо, а гегемонии Австрии на всём Балканском полуострове».
«Но вы всё-таки кое-что да делаете по военной части?» — таким саркастическим вопросом закончил Мильеран свою нотацию
Чтобы принудить Россию форсировать свои вооружения, французская дипломатия использовала и финансовый нажим. Предоставление очередного займа России (выпуск его последовал в 1913 г.) было обусловлено рядом обязательств, относившихся к улучшению русской подготовки к войне. Речь шла о сооружении нескольких стратегических железных дорог и о значительном увеличении численного состава русской армии.
Что касается Англии, то сначала её дипломатия заняла в австро-сербском конфликте уклончивую позицию: ей явно хотелось сохранить за собой роль арбитра между своими союзниками и австро-германским блоком. К тому же открытое выступление в пользу балканского блока против Турции было в этот момент неудобно для Англии по соображениям колониальной политики: это лишило бы англо-индийское правительство поддержки влиятельных мусульманских элементов Индии.
Мир был спасён благодаря неподготовленности и уступчивости России. Под воздействием русской дипломатии Сербия капитулировала и отказалась от выхода к Адриатическому морю. Было, однако, неясно, удовольствуются ли Австрия и Германия тем, что не допустили Сербию к морю. Не исключённой казалась возможность, что австрийская военная партия с благословения Берлина начнёт войну в целях полной ликвидации сербского государства.
Русское правительство выступило с предложением разрешить спорные вопросы путём совместного их обсуждения представителями всех великих держав.
Английское правительство поддержало эту инициативу. Иначе повела себя Германия. Она ответила, что её точка зрения находится в зависимости от позиции, которую займёт Австро-Венгрия. Последняя же медлила изъявить своё согласие.
2 декабря 1912 г. германский канцлер публично заявил, что в случае «нападения» на Австрию Германия выполнит свои союзнические обязательства. «При той нервности, — комментировал эту речь французский посол в Вене, — до которой доведено общественное мнение в Австро-Венгерской монархии, всякая манифестация, каковы бы ни были намерения её виновника, усиливает беспокойство; такое впечатление производит теперь в Вене и речь германского канцлера. Многие усматривают провокацию по адресу тройственной Антанты в том, что для г. Бетмая-Гольвега, может быть, является лишь демонстрацией мощи Германской империи и выражением желания, чтобы её престиж господствовал над ходом событий... Многим австрийцам, — продолжал посол, — война, к которой здесь готовятся с лихорадочной поспешностью... к несчастью, представляется желанным выходом из нестерпимых болезней Габсбургской монархии». 12 декабря один из лидеров австрийской военной партии, Конрад фон Гетцендорф, был возвращён на пост начальника генерального штаба, покинутый было им в 1911 г.
Об агрессивных замыслах руководящих австрийских кругов Конрад фон Гетцендорф сам достаточно откровенно рассказывает в своих мемуарах.
«2 января 1913 г., — вспоминает он, — я передавал наследнику престола эрцгерцогу Францу-Фердинанду годовой доклад; при этом после обсуждения общего положения между нами произошёл следующий диалог:
Я. Ясно, что ни у кого нет охоты впутываться в осложнения. Но следует видеть вещи такими, каковы они на самом деле. В 1909 г. мы упустили благоприятный момент, и вследствие этого положение изменилось для нас к худшему. Я. обращаю внимание на то, что теперь мы должны считаться с опасностью не только пансербской, но и панрумынской пропаганды...
Эрцгерцог. Армия в своём развитии никогда не бывает готова. То, что у ней теперь меньше шансов, чем в 1909 г., верно, но в конечном счёте с тем, что у нас есть, мы и теперь ещё можем рисковать. Это, безусловно, нелёгкое решение, но, раз положение этого требует, его надо принять, пока не стало поздно».
В ответ на выступление Бетмана Грей дал понять в Берлине, что и Англия, возможно, не останется нейтральной, если дело дойдёт до европейской войны с участием Германии и Франции. В начале декабря в Лондон приезжал брат Вильгельма принц Генрих. Ему пришлось услышать то же самое из уст английского короля. Заявление Грея произвело совершенно то же действие, какое в своё время оказало выступление Ллойд Джорджа по поводу «прыжка „Пантеры”». Германия изменила свою позицию. Она оказала воздействие и на Вену. Вместе с Германией Австрия поспешила изъявить согласие передать разрешение спорных вопросов совещанию послов великих держав в Лондоне. Она потребовала, однако, чтобы ей заранее было обещано, что Сербия не получит территориального доступа к морю.
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |