|
Обстоятельства в 1864 г. складывались для Пруссии несравненно благоприятнее, чем за четырнадцать лет до того. Николай I давно умер. Его преемник был теперь, после польского восстания, полон самых дружественных чувств по отношению к своему дяде, королю Вильгельму I, и к Бисмарку. Правда, Горчаков не разделял этого энтузиазма своего повелителя и уже давно начал чувствовать в прусском первом министре очень опасного и пронырливого политического деятеля под личиной мнимого прямодушия и грубоватой откровенности. Чем яснее Бисмарк видел, до какой степени Горчаков не верит ни одному его слову, тем более разгоралась в нем ненависть к русскому дипломату. Все злобные инсинуации, которые расточал в своих письмах, а потом в своих воспоминаниях Бисмарк по адресу Горчакова, прежде всего тем и объясняются, что Горчаков оказался несравненно умнее, чем это было нужно Бисмарку. «Личная его неприязнь ко мне, — пишет Бисмарк, силясь унизить Горчакова, — была сильнее чувства долга перед Россией... Он не хотел услуг от нас, а стремился отдалить Россию от Германии... тщеславие и зависть ко мне были в нем сильнее патриотизма... Горчаков старался доказать царю, что моя преданность ему и мои симпатии к России лицемерны или в лучшем случае только платонического свойства, и стремился поколебать доверие [Александра II] ко мне, что ему впоследствии и удалось». Впрочем, воспоминания о польском деле были еще слишком свежи в памяти царя. Поэтому Бисмарк мог пока и не беспокоиться относительно возможности русского противодействия по шлезвиг-гольштейнскому вопросу, несмотря на подозрительность, которую обнаруживал Горчаков.
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |